Труды практически всех исследователей, записки путешественников и собственные родовые предания тлинкитов свидетельствуют о том, что война занимала в их жизни одно из важнейших мест. Однако при этом, как верно подметил Дж.Т. Эммонс, в истории тлинкитов нам практически неизвестны внешние войны, в которых весь народ мог бы сражаться против общего врага. Война всегда оставалась частным делом того или иного клана, куана или в крайнем случае коалиции нескольких из них. Причиной тому - описанная выше своеобразная организация племени. По этой же причине были невозможны междоусобные войны, в которых все кланы одного куана совместно действовали бы против врага из другой общины - «браки, дружеские связи и экономические интересы являлись сильными факторами племенного единства, а сосуществование одних и тех же кланов в различных племенах [куанах] предотвращало их объединение с другими кланами друг против друга, так как клан был основной единицей в жизни тлинкитов. Он не признавал превосходства племенной власти. Все его члены были братьями и <...> никогда не объединялись с другими против своих». Однако на свирепость и частоту междуклановых столкновений это никоим образом не влияло. Клановые истории полны описаний резни, кровной мести, войн между кланами, среди которых лишь иногда встречаются сообщения о стычках с соседями - эскимосами-чугачами, индейцами хайда и цимшиан.
Поединок воинов у стен крепости. Худ. К. Хопкинс
Войной в представлении тлинкитов являлись любые вооруженные столкновения, вплоть до пьяной ссоры, повлекшей кровопролитие. По словам Р. Олсона, «в этом примитивном мире невозможно провести четкой грани между мелким мщением и открытой враждой между более крупными группами. При этом важно отметить, что весьма редки были войны между отдельными племенами [куанами] или даже между отдельными селениями. Мне известны лишь два таких случая: война между куанами Танта и Санъя и война между Танта-куаном и цимшианами-киткатла. Как правило же войны велись между двумя отдельными кланами, хотя в события могли вовлекаться и представители других кланов. Теоретически принято считать, что войны велись между кланами двух противоположных фратрий, однако имеющиеся у меня материалы говорят о том, что обычным делом была и вражда внутри фратрий».
При этом невозможной была вражда внутри самого клана, или, как уточняет Р. Олсон, «по крайней мере, внутри клана одного племени или селения». В представлениях индейцев, сородич в принципе не мог пролить кровь сородича. Результатом такого представления было полное отсутствие механизма наказания убийцы, если он все же совершал свое преступление против члена своего клана в пределах своего куана.
На некоторую «смазанность» тлинкитского представления о войне указывает и Ф. де Лагуна. Она обратила внимание на то, что в тлинкитских преданиях фигурируют как «беспорядки», так и собственно «войны». Если второй термин использовался для обозначения крупных межплеменных или межклановых конфликтов, «настоящих войн», то первый применялся для более мелких ссор и стычек. Но при этом «войной» вполне могли назвать и мелкий конфликт. Согласно наблюдениям Ф. де Лагуны, вообще каждое нарушение правопорядка, повлекшее умышленное или случайное убийство, (даже провокация, приведшая к самоубийству) могло быть квалифицировано как «война» и требовать проведения официальной церемонии примирения.
Тлинкитская боевая рубаха из лосиной шкуры с изображением Ворона, первая пол. XIX в. (СПб., МАЭ)
Война обычно вырастала на почве кровной мести, а вызывал ее ряд причин: убийство (зачастую на почве ревности), за которое не было уплачено достойной виры; оскорбление и ранение в ссоре; вторжение в чужие охотничьи угодья и спор из-за добычи. Но походы могли предприниматься также и с целью грабежа и захвата рабов (в основном на юг) или для защиты своих торговых интересов.
Как отмечал Р. Олсон, «даже ссоры между детьми могли вылиться в более серьезные неприятности между кланами», хотя, что любопытно, ссоры между женщинами разных кланов не считались поводом для кровопролити. Зато оскорбление женщины мужчиной из другого клана вызывало немедленное мщение со стороны брата или иного родственника обиженной.
Межклановые войны могли быть остановлены лишь при достижении равновесия потерь или же путем уплаты выкупа за еще неотмщенных погибших. При подобных столкновениях прочие жители селения или куана оставались лишь зрителями или в лучшем случае посредниками-миротворцами (na’cani). «Частота клановых войн происходила из-за отсутствия индивидуальной ответственности, так как каждое действие отдельной личности вовлекало в события весь клан, фактически не имевший отношения к происшествию, - пишет Дж. Эммонс, - ...различная ценность жизни личностей, основанная на их социальном статусе, делала затруднительным уравнивание результатов. Жизнь вождя равнялась нескольким жизням людей иного общественного положения».
Направленные против внешнего врага обширные военные союзы между кланами, а тем более куанами, заключались в крайне редких случаях. Фактически единственным известным подобным случаем является объединение тлинкитов против русских в 1802 г.
Тлинкитский воин в боевом плаще из лосиной шкуры. Ситка, 1816 г. Худ. М.Т. Тиханов
Хотя тлинкитское общество и не создало прослойки профессиональных воинов или военных предводителей, каждый тлинкит был превосходно снаряжен для битвы. Этому способствовало и то, что тлинкиты владели умением обработки металла. От атапасков они переняли навыки ковки меди, а затем перешли к обработке железа. Металл добывали из обломков разбитых кораблей, а также получали при торговле с европейскими мореплавателями и южными племенами. «У колош есть и свои кузницы, делающие копья, кинжалы и другие безделицы, - сообщает Иннокентий Вениаминов. - Говорят, что первый кузнец был не мужчина, но Чилкатская женщина, по имени Шукасава (т.е. полумужчина). Таковое название она получила по превосходству ее искусства пред мужчинами и потому что будто бы она была в самом деле женомуж».
Неотъемлемой принадлежностью каждого мужчины, самым распространенным среди тлинкитов оружием был кинжал. Он постоянно носился в ножнах из жесткой кожи, которые вешались на шею на широком ремне. На ночь его клали у постели. Оружие это так и называлось - чиханат («справа от меня, всегда наготове» или «вещь под рукой»). Изначально кинжалы были каменные. «Я приобрел два каменных ножа такого типа, - пишет Дж. Т. Эммонс. - Один из сланца, небольшой, с двумя лезвиями, был получен от старого чилкатского шамана в Клакване и высоко ценился туземцами из-за своей древности. Более крупный экземпляр, более представительный по форме и пропорциям, был выкопан на месте старого дома в Ангуне на о. Адмиралтейства. Медь, а потом железо заменили камень».
Ранние кинжалы имели иногда два клинка - нижнее, колющее, и верхнее, более короткое, режущее. Кинжалы имели длину в среднем около 50 см, причем верхнее лезвие составляло около трети или четверти длины нижнего. Находящаяся между ними рукоять обматывалась полоской кожи, коры или шнуром из человеческих волос. Закреплялось это длинным ремешком, который дважды обвивался вокруг запястья. Воин пропускал свой средний палец сквозь разрез на конце этого ремня - таким образом боевой нож намертво крепился к его руке, и его невозможно было вырвать даже у павшего воина.
Ножны обычно делались из жесткой лосиной кожи. Они завершались деревянным или костяным наконечником, который покрывал острие нижнего лезвия. Верхнее лезвие свободно закрывалось небольшим кожаным чехлом. Хотя обычно кинжалы носились на шее, уже в начале XIX в. ими был заимствован европейский способ ношения оружия на поясном ремне. Подобный экземпляр был приобретен уже Ю.Ф. Лисянским в 1804 г. и хранится ныне в МАЭ. Он имеет длину 58 см при наибольшей ширине клинка 5,5 см, кожаные ножны ремешками прикреплены к кожаному же поясу длиной 92 см и шириной 6 см. В основании каждый из двух клинков кинжала оправлен в медь. Рукоять плотно обмотана кожаным ремешком.
Тлинкитские боевые кинжалы (СПб., МАЭ)
Существовали также кинжалы типа гватла (от gwala - «ударить») с одним лезвием и резным из кости, рога или дерева тотемным навершием. Они считались ценным родовым имуществом и могли храниться в особых деревянных ларцах. Обычно считается, что они появились позднее двуклинковых, однако подобный экземпляр был приобретен уже Ю.Ф. Лисянским в 1804 г. наряду с «классическим» двусторонним. Впрочем, он может относиться к некоему переходному типу, поскольку антропоморфное навершие оружия заточено и также является своеобразным клинком. Согласно описанию С.А. Ратнер-Штернберг, кинжал представляет собой «длинный клинок, выпуклый с 3 продольными суживающимися к концу бороздками на верхней поверхности и соответственно вогнутый на нижней поверхности. Основание переходит в перехват-ручку, обернутую кожей и поверх красной фланелью; кожаная обмотка переходит в ремешок, образующий петлю (для руки), из-под которой свешивается длинный (50 см) свободный конец продольным (4,5 см длины) надрезом-петлей на конце. Ручка переходит в короткий клинок, представляющий антропоморфное лицо с круглыми глазами (не сквозными), носовыми отверстиями, ртом с 5 точечными вдавлениями, соответствующими зубам, и приколоченными по сторонам плоскими ушами в виде медной буквы В с наружной и внутренней стороны. Лезвием этого короткого клинка служит округленный острый край лобной части лица. Длина 43 см. К этому кинжалу ровдужные ножны-футляр с пришитой к ним обоими концами ровдужной лентой, на которой футляр висит на шее. В нижней части футляра прорезано 3 отверстия, а в нижний суженный конец вставлен деревянный мундштук, что наводит на мысль, что это сочетание ножен со свирелью или вообще с духовым инструментом. Кинжал с ножнами висит на шее при помощи широкой (5-6 см) ременной ленты».
Ношение тлинкитами кинжалов упоминается уже в первом русском описании этого племени. В 1788 г. Г.Г. Измайлов и Д.И. Бочаров, посетив Якутат, отметили, что индейцы «носят платье на наружную сторону шерстью сделанное на подобие плаща и то на одном только плече, под оным имеют они всегда копья на ремне через плечо с нагалищем повешенные. Копья сии с одной стороны с выпуклыми долами, а с другой наподобие ложбины; длина их бывает в две четверти аршина, в середине шириной вершка по три, к концу же и по бокам острые, которые и куют они на камне сами». Кинжалы было легко спрятать под накидками, и поэтому не случайно А.А. Баранов рекомендовал начальнику Михайловской крепости на Ситке В.Г. Медведникову «иметь неприметное им [тлинкитам] примечание, нет ли в байдарках огнестрельных и других вредоносных орудий и при них под одеждою скрытых копий [кинжалов]».
К оружию ближнего боя относились также копья и палицы. Палицы, изготовлявшиеся из дерева, камня, кости и даже металла, применялись тлинкитами сравнительно редко. Уже в начале XIX в. они переходят в разряд фамильных реликвий. Согласно устным преданиям, увесистые дубинки с резными каменными навершиями носились вождями скрытно под одеялами и использовались при внезапных нападениях на личных врагов. Томас Суриа сообщает об использовании тлинкитами каменных топоров: «Топор - из черного камня, размера, формы и заостренности наших железных топоров. Они крепят его к прочной палке и используют как на войне, так и для других нужд».
Тлинкитский воин в доспехах. Якутат, 1791 г. Рис. Т. Суриа
Использовались также короткие тяжелые костяные палицы, украшенные изображениями животных. Распространенным был тип палицы в виде кирки (так называемый slave-killer), представлявший собой церемониальное оружие вождей для ритуального убийства рабов. Это оружие состояло из слегка изогнутого отполированного каменного острия, насаженного на деревянную рукоять или вправленного в нее. Известны и подобные «боевые кирки» с ударным острием из рога. Подобное оружие имеет аналоги в культуре атапасков-набесна (верхние танана). Гораздо чаще, чем на войне, дубинки применялись в морском промысле. Иногда встречалось и необычное ударное оружие. Так, например, излюбленным оружием вождя киксади Катлиана стал кузнечный молот, захваченный им при разгроме Михайловской крепости на Ситке. При этом он носил его на шейном кожаном ремне.
Материалы, собранные Ф. де Лагуной в Якутате, говорят о еще одном виде необычного ударного оружия. Это «размозжающий [голову] камень», который ее информаторы описывали как «такая штука, чтобы ударить кого-нибудь в лицо». Чтобы удобнее было держать такой камень, в нем имелись выемки для пальцев. Нечто подобное отмечалось среди вооружения эскимосов-чугачей, однако у них такие камни имели желобок для крепления к ремню и, таким образом, превращались в кистень.
Копья использовались равно и на войне, и на охоте (особенно медвежьей). Оба вида этого оружия представляли собой листовидный наконечник, металлический или каменный, прикрепленный к древку длиной 6-8 футов. Томас де Суриа так описывает копье, которое лично видел в руках воина в Якутате: «Копье есть тяжелый шест из черного дерева, хорошо обработанный, к концу которого привязано лезвие большого ножа, какие получают они от англичан в обмен на свои шкуры». Во время своего путешествия Дж. Ванкувер видел оружие гораздо больших размеров: «Их копья около 16 футов длины имели железные острия нескольких простых форм, среди коих некоторые были зазубрены [для промысла рыбы и морского зверя]».
Подобные копья не метались, но вонзались в противника в рукопашной схватке. При умелом использовании то было грозное оружие. В коллекции Дж. Т. Эммонса находилось копье, которым в бою ситкинцев со стахинцами был нанесен удар такой страшной силы, что оно прошло сквозь одного стахинца и пронзило другого, стоявшего позади.
Английский корабль «Меркурий» на Тихоокеанском побережье Северной Америки, 1790-1793 гг.
Подобно копью лук также использовался и на войне, и на охоте, но на войне гораздо реже. Это объясняется отчасти тем, что тлинкиты обычно нападали на противника на рассвете, когда эффективность стрельбы из лука была минимальной. К тому же тлинкитские воины предпочитали рукопашную схватку, в которой не было места для лука и стрел. Известны, однако, факты применения этого оружия во время «морских битв» на каноэ, когда для защиты от стрел был разработан целый ряд специальных маневров. При стрельбе лук держался горизонтально - также, возможно, чтобы удобнее было целиться с борта каноэ. Путешественники XVIII в. регулярно упоминают лук и стрелы как обычное оружие тлинкитских воинов. По словам Лаперуза, «стрелы обыкновенно имеют медные острия, но луки не представляют ничего особенного и много слабее, нежели у многих иных наций». Вслед за ним Дж. Ванкувер отмечал, что «их луки добротны, а стрелы, коими они снабжены в изобилии, выглядят грубо, но имеют острия из кости и железа». «Они вешают catucas [колчаны] и перекидывают луки через плечо, позади которого и висит колчан», - отмечает Томас де Суриа. Позднее, однако, лук был быстро вытеснен широким распространением огнестрельного оружия и применялся в основном для охоты на калана.
Тлинкитский лук был простым, изготавливался из ели, имел в длину 4-4,5 фута. Рукоять в центральной части лука была округлой в сечении, и длина ее составляла около 3 дюймов. Рога лука были уплощены и сужались к рукояти. Концы, на которых крепилась тетива, были короткими и прямыми. Тетива плелась из сухожилий кита или дельфина. Старый охотник-тлинкит рассказывал Дж. Т. Эммонсу, что в прежнее время луки делали из хэмлока, причем материал брался с северной части дерева - «холодная» сторона считалась более прочной. Дерево срезалось зимой и затем подвешивалось у крыши близ дымохода. Вырезая лук, заготовку заворачивали в сырые морские водоросли и на час-два помещали на раскаленные камни. Затем ее на несколько минут опускали в холодную воду, а потом насухо вытирали рукой и проводили испытания. Если будущий лук гнулся легко, то заготовка считалась годной. Другой старик говорил, что лук делался из сосны, растущей на высоком месте. Для этого брали естественно искривленную ветвь или молодое деревце.
Стрелы изготавливались из хэмлока или кедра, иногда из ели или сосны. Древко длиной около 30 дюймов окрашивалось охрой, получая красно-бурый цвет. Для оперения использовалось три аккуратно и симметрично обрезанных орлиных пера, крепившихся к древку сухожилиями. Когда Дж. Т. Эммонс смог ознакомиться с образцами старинных стрел, он нашел, что «они очень грубые, состоят из примитивно отделанного древка, оперенного около ушка, с медным наконечником (или же с железным, или из раковины мидии). Наконечники эти имели листовидные лезвия с длинными черенками, которые вставлялись в отверстие древка. Иногда они имели расщепленную заднюю часть, которую стягивали сухожилиями над клиновидным концом древка». Впрочем, эта оценка относится, вероятно, к неким конкретным экземплярам, поскольку, говоря о стрелах в целом, Эммонс называет их «наиболее искусными, наиболее изящными и превосходно выделанными на всем континенте».
Колчан представлял собой цилиндр из кедрового дерева, расширяющийся к устью, чтобы не повредить оперение стрел, которые помещались в него остриями вниз. Он изготавливался из двух половинок кедрового полена, выдолбленных изнутри и скрепленных в трех местах (вверху, внизу и посередине) еловыми корнями, сухожилиями или кожаными ремешками. Его обычно окрашивали в темно-красный цвет. В устье колчана проделывались отверстия для ремня. Подобные колчаны использовались только в каноэ. Во время охоты в лесу тлинкиты применяли кожаные колчаны, подобные тем, что использовали атапаски.
Английский матрос XVIII в. Рис. Т. Пейтона
Если при нападении на партию А.А. Баранова в 1792 г. тлинкиты еще не применяли огнестрельного оружия, то уже в 1794 г., согласно рапорту Е. Пуртова и Д. Куликалова, у якутатцев было «множество... ружей, а снарядов, как то пороху и свинцу сколко есть неизвестно». Ю.Ф. Лисянский сообщает, что в его время тлинкиты «уже с некоторого времени употребляют огнестрельное оружие и имеют даже небольшие пушки, которые покупают они у приезжающих к ним жителей Американских Областей; что же касается до прежнего их вооружения, копий и стрел, то редко оное теперь здесь видеть можно».
Оружие получалось с европейских торговых судов в обмен на шкуры морских выдр. Для XIX в. наиболее типичным оружием такого рода является мушкет Компании Гудзонова залива. Для него отливались свинцовые пули, но он мог стрелять и галькой. Известны и медные пули. Ружье называлось уна (una - «нечто стреляющее») или хан уна (xan una - «военное ружье»).
Известны и случаи использования тлинкитами пушек (antu una - «ружье внутри селения»), как приобретенных у европейских купцов, так и захваченных у русских. Широко применялись на Северо-Западном побережье мушкетоны, стрелявшие картечью. Благодаря своим конструктивным особенностям они были весьма эффективным оружием в ближнем бою, особенно против превосходящих сил неприятеля. Большой популярностью пользовались они среди морских торговцев: опасаясь внезапного нападения индейцев, они помещали на реи матросов, вооруженных мушкетонами.
Первоначально огнестрельное оружие имело большое престижное значение. Некоторые ружья даже получали свои имена, подобно домам и каноэ. Затем, с развитием морской мехоторговли, приток огнестрельного оружия резко возрос. В первую очередь это коснулось южных племен. В 1792 г. клэйукотский вождь Викканинниш имел в своем распоряжении 400 воинов с ружьями, а в 1803 г. вождь нутка Макуинна мог раздать на потлаче 200 мушкетов и 7 бочонков пороха. В 1805 г. знаменитый вождь киксади Катлиан, по словам Ю.Ф. Лисянского, не только считался «самым искусным стрелком» на Ситке, но и всегда держал при себе «до двадцати хороших ружей». «Обладание большим количеством огнестрельного оружия демонстрировало врагам в равной степени богатство и могущество данной индейской группы, - отмечает Р. Фишер. - Этого можно было добиться демонстрацией и раздачей ружей или же, в случае конфликта, пальбой, даже если в результате ее никто и не пострадал». Примером подобных демонстраций может служить поведение ситкинцев после предательского истребления ими в 1852 г. своих гостей-нанъяайи. Как сообщает главный правитель колоний Н.Я. Розенберг, «после убиения стахинцев наши колоши находятся в безпрерывном волнении, часто по ночам им чудится, что стахинцы подходят к ним и тогда начинается у них пальба из ружей в тундру». Вопрос о том, насколько эффективно было огнестрельное оружие в сравнении с традиционным индейским вооружением, особенно учитывая климатические условия Северо-Западного побережья, является предметом дискуссии.
Американская винтовка «спрингфилд» образца 1795 г.
«Почти все огнестрельное оружие, которое индейцы получали от морских торговцев, относилось к числу гладкоствольных кремневых мушкетов, типичных ружей для торговли с индейцами конца XVIII в. В отдельных случаях индейские вожди получали в качестве церемониального дара пистолеты, мушкетоны или даже небольшие пушечки на вертлюгах. Но в большом количестве к индейцам попадали именно мушкеты. А гладкоствольный кремневый мушкет являлся оружием с определенными ограничениями. Кремневый замок основывался на механизме, где кусочек кремня, зажатый в курке, при спуске ударял по стали над запальной полкой. Проскакивающая в результате искра воспламеняла порох на полке и через запальное отверстие производила выстрел в ружейном стволе. Но многие факторы могли помешать эффективности этого механизма. Если кремень снашивался или ломался, он не мог высечь искру. Подсчитано, что в боевых условиях новый кремень требовался через каждые двадцать выстрелов. Если порох на полке отсыревал, то выстрела не происходило - важное ограничение для моряков, особенно для тех, кто посещал районы, подобные Северо-Западному побережью с его высокой влажностью и частыми дождями. Если порох был неточно отмерен или запальное отверстие засорялось, то результатом становилась всего лишь вспышка на полке, неспособная воспламенить основной заряд. Даже если мушкет производил действенный выстрел, оставались многие другие ограничения относительно его точности и полезности как оружия. Процедура заряжания была сравнительно сложной и отнимала время. Следовало забить в ствол заряд и пулю при помощи шомпола, затем отсыпать порох на полку, прицелиться и выстрелить. Подсчитано, что британский пехотинец, обученный использованию мушкета в боевых условиях, мог производить два-три выстрела в минуту. Плохо дисциплинированные люди не могли поддерживать и такой скорострельности. При выстреле мушкет окутывался облаком порохового дыма, что не только выдавало позицию стрелка, но и мешало ему самому прицеливаться. Дальность и точность боя мушкета были весьма ограничены... Кремневый мушкет был, в лучшем случае, весьма ненадежным оружием».
Действительно, несомненным является факт, что и гладкоствольные кремневые ружья, и винтовки значительно уступали в скорострельности луку, практически не превосходя его в дальнобойности, а тем более в точности выстрелов.
Гладкоствольные ружья |
Винтовки |
Лук и стрелы |
|
---|---|---|---|
Скорострельность | 1 выстрел в 20-30 секунд |
1 выстрел в 2 минуты |
1 выстрел в 10 секунд |
Прицельная дальнобойность | 60 ярдов (ок. 55 м) |
100 ярдов (ок. 90 м) |
60-90 ярдов (ок. 55-80 м) |
Кроме того, у индейцев регулярно возникали проблемы с починкой огнестрельного оружия. В этом отношении весьма характерным является тот факт, что из всей команды «Бостона», захваченного нутка, жизнь индейцы сохранили только Джону Джевитту - оружейнику. Нередко торговцы сбывали и ружья плохого качества. Выходом из этого положения являлось, как правило, приобретение большого числа ружей, чтобы в случае поломки тотчас можно было найти замену. Немаловажным является и то обстоятельство, что сырой и дождливый климат Северо-Западного побережья затруднял использование огнестрельного оружия. Помимо того, среди тлинкитов сохранялись стойкие традиции ведения рукопашного боя с использованием ударного и колющего оружия. Таким образом, казалось бы, нет никаких оснований говорить о решающем превосходстве европейского комплекса вооружения, основанного на огнестрельном оружии, над традиционным оружием аборигенов вплоть до распространения во второй половине XIX в. казнозарядных и магазинных винтовок.
Однако свидетельства очевидцев и документальные источники говорят о том, что и в первой половине XIX в. обладание огнестрельным оружием и боеприпасами рассматривалось среди тлинкитов как необходимое условие для успешных военных действий. Так, после поражения кагвантанов в битве со стахинскими нанъяайи чилкатские и ситкинские вожди обвинили в этой неудаче русских, которые отказывались снабжать их боеприпасами. Весной 1831 г. тлинкиты встретились с главным правителем колоний Ф.П. Врангелем и заявили, «что Стахинцы и в соседстве их живущие Колоши, получая за дешевую цену в большом количестве все военные снаряды с Американских судов, чванятся пред Ситхинскими Колошами и сделались столь сильными, что сии последние ныне им противустоять не могут: таковое унижение они вменяют в вину Русским, которые допущая прочим нациям продавать в проливах порох, свинец и ружья, не снабжают только тех Колош, которые почитают себя Союзными России».
Это свидетельство, равно как и многочисленные примеры массового использования огнестрельного оружия в бою, говорит о том, что, несмотря на свои известные недостатки, уже с конца XVIII в. огнестрельное оружие занимает одно из важнейших мест в арсенале индейцев Северо-Западного побережья.
Боевая маска-забрало
Активное использование индейцами Тихоокеанского побережья защитного снаряжения неизменно вызывало интерес и удивление у европейских наблюдателей конца XVIII-XIX в.
К числу санке’т, доспехов, относились: деревянные шлем и забрало («воротник»), дощатые деревянные кирасы, наголенники и наручи, рубахи-безрукавки из толстой кожи, боевые плащи из согнутых вдвое лосиных шкур, а позднее еще и куяки, усиленные металлическими полосами.
Кираса имела несколько разновидностей. Она изготовлялась из дощечек или комбинации дощечек и палочек, которые скреплялись вместе и оплетались тонко скрученными нитями сухожилий. Отдельные части доспехов скреплялись кожаными связками. Нагрудник имел внизу V-образный выступ для защиты живота и гениталий. Руки от запястий до локтевого сгиба защищали наборные деревянные наручи, а такие же дощатые наголенники прикрывали ноги от колен до подъема ступни.
Подобный наголенник (ранее ошибочно считавшийся наручем) хранится в коллекции МАЭ. Он «состоит из 14 продольных деревянных дощечек (от 1,7 до 3 см ширины при максимальной длине в 45 см), оплетенных и скрепленных между собой бечевочками, как и панцыри, но не сплошь, а лишь в двух местах, полосой в 9 см ширины наверху и 3,5-3,7 см внизу, причем в середине эти бечевочки окрашены в типичный для тлингитов голубовато-зеленый цвет. К одному из продольных краев привязаны две пары ремешков, продеваемых соответственно через ременные петли у другого края». Диаметр наголенника составляет 13 см, и в верхней своей части он имеет выемку для удобства ходьбы.
Боевая маска-забрало (СПб., МАЭ)
Наиболее ранние экземпляры панцирей хранятся в России, в собрании МАЭ. Уже в 1792 г. в результате столкновения А.А. Баранова с якутатцами в руки русским попало несколько комплектов боевых доспехов - один был затем отослан коменданту Охотска, а другой подарили Г.И. Шелихову. Дальнейшая судьба их, однако, остается неизвестной. Но зато в конечном итоге в Кунсткамере оказалось 5 деревянных кирас первой половины XIX в. Наиболее ранний образец доставлен сюда Ю.Ф. Лисянским, который получил его в подарок от А.А. Баранова в сентябре 1804 г. Этот панцирь, как и прочие, состоит из двух половинок, связанных между собой кожаными ремешками. Передняя половинка набрана из 10 планок и 16 палочек, а задняя соответственно из 13 и 16. Планки имеют ширину 4 см. Четыре из них, расположенные в середине, длиннее прочих и образуют V-образный выступ. С каждой стороны крайних дощечек прилажено по 4 круглых палочки равной с ними длины. К верхнему краю 6 передних дощечек при помощи полоски толстой кожи, пришитой ремешками, крепится подвижный щиток из 8 планок длиной 14 см. К задней части панциря крепится такой же щиток из 9 планок. И дощечки, и палочки плотно оплетены жильными нитками, скрепляющими их между собой. В центре лицевой 1 части панциря помещено изображение Волка, а в середине спинной части - Ворона. Обе половинки кирасы скреплены поперечно продетыми ремешками и наплечными лямками, которые крепятся к верхнему краю щитков и застегиваются при помощи кляпа - круглой в сечении деревянной палочки.
Деревянные наборные доспехи (СПб., МАЭ)
Технология изготовления подобных доспехов не изменялась, по крайней мере с конца XVIII в., как о том свидетельствует облик панцирей, полученных от тлинкитов как в 1804 г., так и в 1820-х гг., и в 1840-х гг. Примером может быть сравнение с уже описанным доспехом еще одного панциря, также хранящегося в МАЭ, но приобретенного М.Н. Васильевым и Г.С. Шишмаревым на Ситке уже в 1820 г. Он «состоит из двух половинок, связанных между собой у боковых краев кожаными ремешками: из передней и задней. Передняя половинка состоит из 8 дощечек в 4 см шириной, из которых средние 4 длиннее (32 см) боковых (31 см длины). С каждой стороны крайних дощечек прилажено по 4 круглых палочки одинаковой с ними длины. К верхнему краю шести внутренних дощечек при помощи полоски толстой ровдужной кожи, пришитой ремешками, прилажен подвижный щиток из 8 дощечек в 14 см длины, но несколько уже нижних дощечек. Как дощечки, так и палочки (то же относится к задней половине панцыря) сплошь (кроме концов) обмотаны, точно тканью, жильными нитками, которые, искусно оплетая их, в то же время служат и для взаимного скрепления этих отдельных частей. Посредине основной нижней части панцыря разрисовано антропоморфное лицо, обрамленное двумя пятипалыми руками; равным образом расписан посредине и верхний щиток так называемый «глазной» фигурой. Задняя половина длиннее передней (42,5 см длины) и состоит из 9 дощечек в средине и по 8 круглых палочек с каждой стороны, постепенно укорачивающихся по направлению к наружному краю, а к нижним концам расширяющихся и уплощающихся. Задний щиток с орнаментальной фигурой устроен по типу переднего щитка. Обе половинки панцыря скреплены взаимно поперечно продетыми ремешками: у края задней половинки ременная завязка, а на передней половине, на уровне разрисованного лица, ременная петля, в которую и продевается завязка. Удерживается панцырь на теле при помощи наплечных лямок, прикрепленных у верхнего края щитков, причем левая лямка прикреплена обоими концами неподвижно, а правая лишь одним концом к заднему щитку; в свободном же конце сделан продольный надрез - петля, в который продевается кляп - деревянная круглая палочка».
Детали конструкции и креплений деревянных доспехов
Деревянные доспехи могли носиться в сочетании с кожаными доспехами. Кожаные рубахи-безрукавки достигали бедра, а иногда спускались и ниже колен. Они состояли из одного или нескольких слоев шкур морского льва, лося или карибу. Подобная безрукавка была, например, приобретена на Ситке И.Г.Вознесенским в 1840 г.: «кожаный панцирь или боевая туника, сделанный из кожи сохатого (Cervus Aloes); называется по туземному «сан-кет»; спереди панцирь украшен символической росписью». На лицевой стороне этой боевой рубахи помещены изображения ворона и ястреба. Размеры ее составляют 102 см в длину и 70 см в ширину.
Кожаные доспехи, в отличие от деревянных, со временем видоизменялись. Так, в 1870 г. американскими этнографами на Ситке были приобретены два своеобразных «жилета» из трех слоев дубленой кожи с пришитым воротником. Они были обшиты вертикальными рядами медных матросских пуговиц и китайских монет. Этот тип, бесспорно, появился уже в результате тесных связей с европейцами. А в 1890 г. у тлинкитов селения Киллисну (о. Адмиралтейства) Григорием Чудновским была приобретена «из толстой кожи тоенская однорукавная одежда, которую употребляли еще не так давно в междоусобной войне». Изготовленная из лосиной шкуры и украшенная бахромой рубаха-ныяат имела один рукав (вероятно, для левой руки) и высокий кожаный воротник. Длина ее достигает 100 см, ширина составляет 65 см.
Многослойными бывали и боевые плащи. Подобные доспехи изготовлялись из согнутой пополам шкуры, где сбоку прорезалось отверстие для левой руки, а верхние края скреплялись большими продолговатыми деревянными пуговицами, оставляя отверстие для головы. Защищенная левая сторона подставлялась врагу в боях, особенно во время поединка на ножах. Внешняя поверхность расписывалась тотемными символами. Кромка правой стороны нередко украшалась бахромой. Подобный доспех прекрасно изображен на рисунке Михаила Тиханова (1818 г.). Выделанные лосиные шкуры доставлялись в страну тлинкитов с юга, с земель чинуков в устье Колумбии, и были ценным товаром. В записках морских торговцев они упоминаются под названием clemmons (от чинукского слова, означающего «мягкий», «гибкий»). Тлинкиты обменивали их на шкуры калана один к одному. Подобные доспехи были довольно широко распространены среди индейцев разных регионов от бассейна Маккензи до северо-западной Калифорнии, включая также Плато и Большой Бассейн. Они «всегда были из одного согнутого куска, прошитого над плечами, оставляя щель для головы и отверстие, прорезанное слева для левой руки, а правая же сторона оставалась открытой. Кожа часто была двойной, но чаще усиливалась кусками толстых шкур. Иногда добавлялись наплечные щитки». О применении тлинкитами таких наплечников и дополнительных пластин кожи сообщает и Дж.Т. Эммонс.
Боевой шлем индейцев в виде головы сиуча (морского льва), первая пол. XIX в. (СПб., МАЭ)
Джордж Ванкувер отмечал в 1793 г.: «Их боевое облачение состоит из сложенных вдвое, втрое или даже более раз наиболее крепких шкур сухопутных животных, какие они только могут добыть. В центре имеется отверстие, позволяющее просунуть туда голову и левую руку; носится оно поверх правого плеча и под левой рукой. Левая сторона облачения сшита, но правая остается открытой; тело, однако, вполне сносно защищено и обеими руками можно действовать свободно. Ради большей безопасности на часть, прикрывающую грудь, они иногда крепят изнутри тонкие деревянные дощечки; все это в целом представляется хорошо продуманным и, несомненно, отвечает потребностям защиты от туземного оружия».
В целом тлинкитские доспехи успешно выдерживали удары не только копий и стрел, но иногда даже мушкетных пуль. При этом, впрочем, несомненно, что удачный удар копья или кинжала мог пройти сквозь сочленение планок или даже пробить их насквозь. Эксперименты с репликами доспехов и традиционным оружием показали, что каменные наконечники стрел ломаются при ударе о панцирь, но костяные пробивают и дерево, и кожу. При этом пробить трехслойный кожаный доспех было гораздо труднее, чем деревянный. К сожалению, не было проведено испытаний комбинированного кожаного и деревянного панциря.
Европейские путешественники неоднократно проводили испытания устойчивости индейских доспехов против огнестрельного оружия. Результаты были довольно противоречивы. Испанский лейтенант из состава экспедиции Маласпины в 1791 г. прострелил мушкетной пулей с 50 шагов слоеный кожаный панцирь, чтобы продемонстрировать якутатцам мощь оружия белого человека. В то же время А.А. Баранов отмечал в 1792 г. неуязвимость тех же самых якутатцев против его пуль, «ибо одеты они были в три и четыре ряда деревянными и плетенными куяками и сверху еще прикрывались лосиными претолстыми плащами, а на головах [имели] со изображением лиц разных чудовищ претолстыя шишаки, коих никакие ни пули, ни картечи наши не пробивали». Вероятно, тут сыграло свою роль использование комбинированного доспеха, когда поверх деревянной кирасы набрасывался кожаный лосиный «плащ» (стоит, правда, отметить, что в бою все же погибло не менее дюжины воинов). Питер Корней, посетивший в 1816-1817 гг. устье Колумбии, был весьма впечатлен надежностью боевых лосиных плащей местных индейцев. Он сообщает, что подобные доспехи совершенно непроницаемы для стрел, а попытка прострелить их из пистолета с расстояния 12 ярдов оказалась безуспешной.
Боевой шлем, конец XVIII в. (Нью-Йорк, American Museum of Natural History)
Шлем («деревянный головной убор») вырезался из древесного узла или корня, изображая собой лицо человека, морду животного или лик сверхъестественного существа, раскрашивался или покрывался шкурой, украшался инкрустацией из меди и раковин, пучками человеческих волос. Возможно, что своим обликом шлемы обязаны древнему обычаю изготовлять головные уборы из звериных черепов. Отголоски этого сохранились в родовых тлинкитских преданиях и наблюдениях путешественников. Так, А.П. Шабельский упоминает, что воины, «дабы внушить неприятелю больше ужаса... надевают на головы черепа или шлемы со знаком своего поколения». Жан-Франсуа Лаперуз видел в бухте Льтуа в 1786 г. головной убор из медвежьей шкуры, прикрепленной поверх деревянной ермолки. В легенде о том, как клан кагвантан получил герб Волка, рассказывается, что однажды кагвантаны совершили успешный набег на кукеди (кукхиттан) и канкукеди в куане Клавак. На обратном пути военный отряд остановился на одном островке архипелага Маурелл-Айлендс. Здесь водилось много волков, и воины убили самого крупного из них. Они сняли с него шкуру и отрубили голову. «Вождю понравился вид этой головы, и он сказал: «Сделаем волка нашим гербом. Волк силен и будет хорошим гербом для кагвантанов». Прочие согласились. Вождь очистил череп и сделал из него шляпу. Он поместил ее в своем доме на Ситке. Тогда он созвал клан и все согласились принять это, как герб».
Боевой шлем с изображением орла (Музей Спрингфилда, Массачусетс)
Шлем надевался на голову поверх меховой шапки и крепился под подбородком кожаными ремешками. Шею и лицо до уровня глаз покрывал воротник-забрало, который поддерживался на месте петлей или продолговатой деревянной пуговицей, зажатой в зубах воина. На верхней кромке маски имелись пазы для глаз воина, а в середине забрала просверливали отверстия для дыхания и вырезали выемку для носа. Маски-забрала изготавливались из единого толстого куска дерева. Вначале ему придавали общую форму, а затем на внутренней стороне вырезали вертикальные треугольные желобки на расстоянии около дюйма друг от друга. После этого заготовку распаривали, сгибали и стягивали концы кожаными ремешками. Остывая, изделие сохраняло приданную ему форму. К нижней кромке его мог крепиться кожаный воротник для защиты шеи.
Шлемы имели толщину до 6 см. По свидетельству Ю.Ф. Лисянского, «личины сии... представляют головы животных, птиц или каких-либо чудовищ. Все они так толсты, что пулей на большом расстоянии пробить их невозможно». Богатая коллекция шлемов, хранящаяся в МАЭ, дает прекрасную возможность ознакомиться с разнообразием боевого снаряжения тлинкитов, выделив при этом его типичные особенности. Эти шлемы имеют вес от 2,2 до 3,5 кг, диаметр основания до 30 см при такой же примерно высоте. Некоторые из них обтянуты шкурой тюленя или медведя.
Боевой шлем, конец XVIII в. (Мадрид, Museo de America)
Описание бойца в полном вооружении дал в 1791 г. испанский художник Томас де Суриа, участвовавший в экспедиции Маласпины в Якутат: «Сражающиеся индейцы надевают все свое вооружение, нагрудник, спинные латы, шлем с забралом или тем, что выполняет его роль. Грудные и спинные доспехи есть род кольчуги из досок в два пальца толщиной, соединенных шнуром, который переплетает их как спереди, так и изнутри, равно соединяя их. В этих точках соединения нить берет противоположное направление; получается чехол, который не может пробить стрела даже здесь, а тем более в толстых частях досок. Этот нагрудник привязывается изнанкой к телу. Они носят передник или броню от талии до колен, того же самого рода, который может мешать им ходить. Тем же самым материалом они покрывают себе руки от плеча к локтю, а на ногах носят некие ноговицы, достигающие середины бедра, шерстью внутрь. Шлемы они изготовляют различных форм; обычно это кусок дерева, крупный и толстый, столь большой, что когда я надел один такой, то весил он так же, как если бы был из железа... чтобы прикрыть лицо они опускают от шлема кусок дерева, который окружает его и висит на неких кожаных подвязках, соединяясь с другими, одна из которых идет вверх из-под подбородка. Они соединяются у носа, оставляя в месте стыковки смотровую щель. Примечательно, что перед тем, как одеть свои доспехи, они облачаются в платье, подобное женскому, но тяжелее и толще, особо обработанное. <...> Они сжимают в руках короткое копье, нож и топор. Таково снаряжение воина».
Боевой шлем, конец XVIII в. (Париж, Le musée du quai Branly)
Помимо громоздких деревянных шлемов, у тлинкитов существовал и еще один род военного головного убора. Это были так называемые медвежьи уши. Их носили воины, демонстрирующие свою отвагу перед лицом опасности. Первоначально они действительно изготавливались из медвежьей шкуры, но позднее для них стал применяться и другой материал. Экземпляр, описанный Ф. де Лагуной, был изготовлен из выделанной кожи морского льва и украшен деревянными дисками, раскрашенными красными и зелеными полосками. Между «ушами» был укреплен пучок белых перьев и пуха, взятых с орлиной шеи. Сходный головной убор, носимый шаманами, назывался «уши Солнца».
Еще одним элементом боевого снаряжения могла быть повязка через правое плечо, служившая отличительным знаком знатных воинов. Тлинкитская легенда, описывая нападение на Михайловскую крепость, сообщает: «Прежде, чем выступить, аристократы, сыны кагвантанов, чтобы выделиться надели кушаки из красной фланели. Тлинкиты называют это koogéinaa. Все эти воины, знатные предводители, надели их». Подобные перевязи носились также и во время различных общественных и религиозных церемоний.
Кинжалы, палицы, а также боевые шлемы и ружья, подобно домам и каноэ, получали особые названия (например, кинжал Касатка, шлем Шапка Ворона и пр.).
Несколько особняком стоит описание защитного вооружения тлинкитских воинов, сделанное архимандритом Анатолием (Каменским) на рубеже XX в.: «боевое вооружение индейца было таково: одежда, сделанная из толстой кожи и туго обхватывающая все тело, и короткий панцирь, связанный искусно из древесных корней. Из этого же материала и рыбьих жил делался небольшой круглой формы щит». Сообщение об использовании тлинкитами щитов более не встречается ни у кого из путешественников или исследователей. Не упоминаются они и в тлинкитских преданиях. Этнографические коллекции также не содержат образцов подобного вооружения. Следует, вероятно, считать, что миссионер, писавший о давних временах по туманным сказаниям, ошибся в своем описании.
Подобно алеутам и эскимосам, тлинкиты в случае опасности укрывались в крепостях, однако в отличие от примитивных их укреплений на вершинах утесов тлинкитские фортификации представляли собой, как правило, несколько жилых домов, обнесенных мощным частоколом. В начале XIX в. умело выстроенный палисад мог противостоять даже артиллерийскому огню. Каждая крепость получала свое имя. Нередко в таких фортах укрывались и не замешанные во враждебных действиях жители селения. Они, видимо, полагали, что там им будет гораздо безопаснее. Вместо того чтобы штурмовать крепости, тлинкиты предпочитали брать их измором или хитростью. Открытый приступ, как правило, приводил к поражению осаждающих.
В настоящее время по этнографическим и археологическим данным известны сотни тлинкитских «фортов», «скальных убежищ» и «укрепленных пунктов». Только на территории Хуцнуву-куана выявлено 18 крепостей. В целом их количество в стране тлинкитов достигает 300. Неменьшее количество подобных укреплений расположено и на сопредельных территориях, занятых соседними индейскими и эскимосскими племенами. Как правило, «форты» находятся на вершинах утесов (обычно прибрежных мысов) или на маленьких островках с отвесными скалистыми берегами. В некоторых случаях добраться туда можно только с помощью лестниц. Нередко подступы к укреплениям затруднены бурными приливными течениями.
Индейцы Северо-Западного побережья на каноэ.
Фото Э. Кёртиса
Как правило, военные походы совершались по морю. Архимандрит Анатолий (Каменский) писал, что тлинкиты, «отличаясь храбростью и неустрашимостью... предпринимали нередко походы морем на своих яках - огромных лодках, выдолбленных из одного дерева - подобно викингам, на огромные расстояния, причем в одни сутки, при благоприятной погоде, проезжали по 150 и 200 миль, то есть около 300 верст. Их военная лодка могла вместить более 40 человек хорошо вооруженных воинов». Его сведения дополняет А.П. Шабельский: «Каноэ ситхинских индейцев выдалбливаются из стволов деревьев, они больше по размерам [алеутских байдар], без палубы и на них ездят человек по тридцати вдруг; эти большие каноэ употребляются особенно в военное время и в сражении кормилом обычно управляет женщина». Большие боевые ладьи вмещали в себя до 60 человек.
Вопросы войны и мира решались советом мужчин клана. Помимо того, предводитель похода (обычно клановый вождь, его брат или племянник) совещался с шаманом, который провидел планы противника и боролся с враждебными духами.
Согласно общепринятым правилам, нападение на врага происходило спустя несколько месяцев после формального объявления войны. В преданиях обычно говорится, что войну объявляли спустя год после возникновения причины. За это время противники успевали приготовиться к враждебным действиям - запастись продовольствием и выстроить себе крепость.
Тлинкитское каноэ
Поскольку военные походы предпринимались в основном на каноэ, то особое значение приобретали боевая выучка и дисциплина воинов. Каждый из них имел в каноэ свое, строго закрепленное за ним место. На носу головного каноэ военной флотилии находился «адмирал» (шакати). Джон Р. Свэнтон упоминает также о «человеке на носу», отличая его от главы отряда. Этот человек исполнял обязанности разведчика и часового, а когда отряд останавливался на ночлег, «он шел вперед и осматривал место и они не ложились спать, пока он не сделает этого». По свидетельству информаторов Р. Олсона, «на носу каждого каноэ имелась связка копий и обычно племянник вождя был человеком на носу». Глава военного отряда именовался «генералом» (хан кунайе).
Скрытно подплыв к враждебному селению, воины высаживались на берег, облачались в доспехи и раскрашивали лица черной краской - «в цвет смерти». На рассвете они нападали на селение, убивая мужчин, захватывая в плен женщин и детей. «Нападая врасплох, они не дают пощады мужчинам и убивают всех; но женщин обыкновенно щадят и берут в невольницы (куух)», - сообщает К.Т. Хлебников. Если враг укрывался в крепости, то чаще всего противники прибегали к продолжительной осаде. Воины блокировали все подступы к неприятельскому укреплению и старались принудить осажденных к сдаче, отрезав их от источников пополнения припасов. Открытые «полевые» сражения были редки. Тлинкиты соглашались на них лишь в крайнем случае.
Иногда столкновения враждебных сил происходили на море. В таких случаях особое значение приобретали и мореходные качества каноэ, и умелое управление ими, опытность кормчих и слаженность действий команды. Столкновение на воде, начавшись с маневрирования и перестрелки на расстоянии, в конечном итоге переходило в рукопашную схватку, когда воины захватывали вражеское каноэ на абордаж. Из тлинкитских преданий четко видно разделение обязанностей между членами военного отряда: в то время как одни из них сидят на веслах, другие сражаются, ведя огонь по неприятелю. Стрельба ведется воинами из положения стоя, причем, судя по всему, тлинкиты в этом бою применяют залповый огонь. В ближнем бою применяются короткие копья и кинжалы. Нередким явлением были и столкновения между индейцами и европейскими морскими торговцами, что заканчивалось подчас захватом кораблей.
Тактика тлинкитов основывалась прежде всего на стремлении навязать противнику ближний бой с переходом в рукопашную схватку. Как правило, тлинкиты в таком случае обладали явным преимуществом за счет использования более качественного оборонительного и наступательного вооружения.
© 2020 Арктика